Короче говоря, она не представляла, что кто-то может вмешаться в ту жизнь, которую она хотела вести. Она ошибалась. Кое-кто мог вмешаться в ее жизнь — и вмешался. Оливия не поладила со своим деверем, Лоренсом Смитоном. Узнав о ее отношениях с Вайолет, Лоренс пришел в ярость. Он счел это оскорблением памяти своего брата Маркуса. Он организовал настоящую травлю. Оливия бы выдержала бой, но бедняжка Вайолет страшно страдала; дело едва не кончилось нервным срывом. Оливию буквально вынудили уехать за границу — даже ей пришлось признать, что другого выхода нет. Уверена, про себя она всегда считала эту ссылку временной. Не поражением — с поражением она бы ни за что не смирилась, — а стратегическим отступлением.
— По-моему, этот Лоренс поступил с ними довольно несправедливо, — заметила Мередит.
Алан поерзал в кресле.
— Мы ведь не знаем, почему Лоренс их травил. Возможно, он считал, что нетрадиционная ориентация вдовы его брата бросает тень на сексуальные пристрастия самого Маркуса. В конце концов, нам ведь неизвестно, что за отношения связывали Маркуса и Оливию, когда они поженились.
— По-вашему, они заключили брак по взаимному расчету? — кивнула Уинн. — Ну да, как вы и говорите, нам ничего не известно. Конечно, Лоренс повел себя жестоко, и остальные последовали его примеру. Оливию перестали принимать в обществе. О них рассказывали всякие небылицы и сплетничали. Некоторые из кожи вон лезли, чтобы побольнее задеть их; хихикали по углам, зная, что Оливия или Вайолет примут оскорбления близко к сердцу.
Алан вдруг попросил:
— Расскажите об околевшем пони!
Мередит окинула любимого изумленным взглядом; ей с трудом удалось подавить усмешку.
— А, пони… Его отравили! — С этими словами Уинн, выказавшая хорошее знание человеческой психики, встала. — Кстати, у меня есть его снимок. Только что вспомнила!
— Значит, тебе совсем не все равно! — укоризненно заметила Мередит, как только хозяйка вышла из комнаты. — Ты просто умираешь от желания забросать ее вопросами.
— Я ведь человек! — оправдывался Алан. — Да, кое-что меня действительно заинтересовало. Но не чрезмерно.
— Знаешь, — с серьезным видом заметила Мередит, — я никогда не считала тебя ханжой! Почему бы тебе не признаться, что тебя, как и меня, заинтересовала эта история?
— Потому что она меня совсем не заинтересовала! И я объясню тебе почему! — Алан наклонился вперед, при этом светлая челка упала ему на лоб. — Потому что Уинн хочет во что-то меня втравить! Думаешь, она просто так нам все рассказывает? Она уверена, что здесь случилось что-то странное. Я имею в виду не прошлое — во всяком случае, не далекое прошлое. Речь идет о сравнительно недавних событиях. Но доказательств, с какими можно обратиться к местным представителям закона, у нее нет. Вот увидишь, она попросит, чтобы я расследовал дело, так сказать, полуофициально!
Мередит нахмурилась:
— Интересно, жив ли еще старый Лоренс?
— Если он и жив, ему сейчас за восемьдесят, не меньше, и нет никаких оснований полагать, что его чувства к бывшей невестке изменились. Однако он уже староват для того, чтобы травить пони! В общем, я глубоко убежден: что бы здесь ни происходило, нам не стоит вмешиваться.
— Его снял Макс… — Уинн уже вернулась и протягивала им снимок. — Макс Кромби сфотографировал пони в прошлом году, до того как его дочка Джули получила собственного любимца. Вот, смотрите. Давайте-ка зажжем камин. По вечерам здесь довольно промозгло!
Мередит взяла фотографию. На ней была изображена хорошенькая девочка с длинными светлыми волосами, которая сидела на пони в загоне. На заднем плане высилось большое дерево. Сбоку на снимок падала чья-то тень — мужская или женская. Она расползлась по земле. Уинн указала на тень, протягивая снимок стоящему рядом Маркби.
Он взял снимок и кивнул.
— Это не фотограф, — сказал он. — Тень падает сбоку. Фигура… похоже, женская… в юбке. Но тени обманчивы…
— Возможно, — тихо заметила Уинн, — это Оливия.
— У меня вопрос! — воскликнула Мередит, не обращая внимания на болезненный тычок между лопатками. — Насчет фотографий. Вернее, насчет того снимка над некрологом. Вы сказали, он единственный, да и тот сделан в войну. Но ведь паспорт у нее наверняка имелся?
— Она его уничтожила — по крайней мере, среди ее документов никакого паспорта не нашли. И никаких данных о том, что она запрашивала паспорт для поездок за границу, не сохранилось.
— Но ведь она много лет прожила во Франции, — не сдавалась Мередит. — Должно быть, ей приходилось продлевать первоначальный паспорт или получать новый — скорее всего, в ближайшем консульстве.
Уинн покачала головой:
— Признаюсь, я не пыталась расследовать дело с этой стороны, но она покинула Францию в семидесятых годах. Так долго никакие документы не хранятся, верно? Я имею в виду прошение о продлении паспорта.
Мередит вздохнула:
— Да, наверное, его уничтожили много лет назад.
— Что же пони? — с легким раздражением напомнил Маркби. — Услышим ли мы когда-нибудь, что случилось с несчастным животным?
— Стояло жаркое лето, — начала Уинн. — Дождей не было несколько недель, и трава не росла. Пони Оливии обычно круглый год пасся в своем загоне и щипал травку, а в это лето корма ему не хватало. Должно быть, он бродил кругом и искал хоть что-нибудь сочное и съедобное. К сожалению, он нашел какой-то крестовник… Кажется, его называют крестовник оксфордский. В общем, растение очень ядовитое для скота. Как только пони заболел, вызвали Рори Армитиджа, нашего ветеринара, но, кажется, яд, содержащийся в крестовнике, очень коварен. Он действует не сразу, накапливается в организме. К тому времени как проявились симптомы, было уже слишком поздно. Пони издох. Оливия прямо обезумела от горя. Она настояла, чтобы животное похоронили в загоне. А это было нелегко! — Уинн пылко закивала. — Земля там была твердой, как железо! Спросите Рори. Он там был.