Посмертное слово - Страница 7

Маркби покосился на Мередит; та поднесла к угасающему свету бокал с яблочным вином.

— Если честно, — сказал он, — мы собирались поехать в другое место. Но мне помешала работа. Едва освободился я, как Мередит неожиданно на несколько недель послали в Париж — в консульский отдел нашего посольства.

— Я не возражала, — поспешила вставить Мередит. — В конце концов, ехать пришлось не куда-нибудь, а в Париж! И потом, как приятно хотя бы на время оторваться от заваленного бумагами стола в Уайтхолле! Просто блаженство! Более того, захотелось настоящих приклю… — Она поймала на себе встревоженный взгляд Маркби. — Нет-нет, больше ни за что не поеду за границу надолго. Но провести в Париже несколько недель было приятно. — Она снова подняла бокал. — За сломанную ногу Тоби, благодаря которой я смогла съездить во Францию!

— Уж этот Тоби Смайт! — враждебно проговорил Маркби. — Даже ногу ухитрился сломать так, чтобы испортить нам отпуск!

Он никак не мог испытывать сочувствие к сослуживцу Мередит, которого поневоле считал своим более молодым соперником, хотя и сам Смайт, и Мередит пылко это отрицали. И потом, как казалось Маркби, Тоби буквально притягивает к себе всякие бедствия и катастрофы. Тридцать три несчастья! Вспомнить хоть случай, когда Тоби выслали из одной банановой республики и он неожиданно вернулся домой раньше времени… В результате Мередит, которая снимала у Тоби квартиру, пришлось освобождать жилье и ехать на археологические раскопки…

Мередит смерила Маркби укоризненным взглядом:

— Ты ведь не думаешь, что он нарочно сломал ногу! Да еще организовал себе такой сложный перелом… Пришлось доставлять его домой спецрейсом. У него в ноге теперь стальные штифты… И все-таки он снова вернулся в строй и вышел на работу — так что выпьем за его выздоровление!

Все выпили.

— В общем, в результате у нас с Мередит осталось две недели, чтобы есть, пить… — Маркби поднял бокал, — и немного погулять. Самый лучший отпуск — когда ничего не надо делать! Возможно, мы бы заехали куда-нибудь совсем уж в глушь, но Пол предложил пожить в домике его покойной тетушки. Мы подумали: почему бы и нет? В каком-нибудь отеле пришлось бы жить в окружении незнакомых людей и обслуги. А здесь куда покойнее.

Алан искренне верил в сказанное. Как выяснилось впоследствии, своими неосторожными словами он искушал судьбу.

Уинн задумчиво вздохнула:

— А я скучаю по журналистике. Раньше, когда я еще работала, часто, бывало, думала, как будет славно выйти на пенсию. Я представляла, как буду сидеть в своем домике, гнать домашнее вино, читать все, на что не хватало времени раньше, да копаться в саду. В общем, жить в свое удовольствие. На деле все оказалось не так, вернее, не совсем так. Ведь я привыкла работать в оживленной обстановке: вокруг множество народу, ты первой узнаешь все новости, слухи и сплетни… Да еще ходили обедать, выпивали… правда, то было в благословенные дни, еще до того, как Руперт Мэрдок открыл первую автоматизированную типографию в Уоппинге и профсоюз печатников объявил ему войну…

— Пять минут назад я думала примерно о том же самом, — призналась Мередит.

Уинн, у которой, видимо, мысли скакали в неизвестном направлении, неожиданно ухватилась за ее слова:

— Поэтому я и согласилась поработать в морге!

Оба ее собеседника разом протрезвели и смерили Уинн ошеломленными взглядами.

— Моргом, — пояснила Уинн, — у нас называется газетная полоса, где печатают некрологи. В редакции хранятся составленные заранее некрологи для богатых и знаменитых; их печатают сразу же, как только кто-нибудь из них отбросит коньки. После выхода на пенсию я составила несколько штук — ведь новые знаменитости всплывают постоянно. Вдобавок я обновила несколько уже существующих некрологов. Работа очень интересная, но жутко секретная. Человек, о котором пишешь, не должен догадаться, зачем тебе нужны сведения о нем.

— Вполне понятно, — кивнул Маркби. — По-моему, ужасно тоскливо сознавать, что какой-нибудь упырь… простите, Уинн… какая-нибудь почтенная акула пера строчит твой некролог в то время, как ты еще здоров и полон сил. От такого известия у кого угодно испортится настроение.

— Нет, все совсем не так! — горячо возразила Уинн. — Возражать-то они не возражают. Наоборот, они рады, им интересно. Они бы что угодно отдали, лишь бы узнать, что о них написали, но ни в коем случае не должны видеть готовый некролог. Так что лучше всего, чтобы они даже не знали, что такой некролог существует. Как только они о нем узнают, они предлагают все что угодно, лишь бы хоть одним глазком взглянуть на него!

— По-моему, забавно… хотя и мрачновато, — заметила Мередит с подоконника.

Уинн снова погрузилась в раздумья.

— Да, мне нравилось. То есть… — Она повертела в руке пробку от винной бутылки. — До той истории с пони Оливии Смитон.

Мередит поставила бокал на подоконник и повернулась лицом к хозяйке. Не обращая внимания на отчаянные знаки Алана, который призывал ее не клевать на наживку, она спросила:

— Что он натворил?

— Что натворил? А… — Уинн едва заметно улыбнулась; Маркби готов был поспорить, что в ее глазах мелькнули торжествующие огоньки. Она наконец-то подцепила их на крючок, и прекрасно это понимала! — Да ничего он не натворил, несчастный… Точнее, он околел.

Наступил решающий миг. Сейчас или никогда! Маркби сделал последнюю отчаянную попытку увести разговор в сторону от опасной темы:

— Уинн, уж не хотите ли вы сказать, что сочиняли некролог для пони?