Маркби, который и сам предположил нечто подобное при Уинн и Мередит, хватило совести смутиться. К счастью, Смитон ничего не заметил.
— Я решил, что заставлю невестку с уважением относиться к памяти моего бедного брата у него на родине, среди его друзей! Мне хотелось оградить его репутацию от ее сумасбродных выходок. Ей бы следовало самой обо всем догадаться и вести себя соответственно! Но нет, Оливия была не из таких! И тогда я поставил ей ультиматум: если она хочет жить с этой своей Доусон, пусть живет где угодно, только не в Англии.
Вздохнув, он откинулся на спинку кресла.
— Они уехали во Францию. Вы знаете, что случилось потом. Они прожили там какое-то время и вдруг, по неизвестным мне причинам, решили вернуться. Рискну предположить, что Оливия очень скучала во французской провинции. Она привыкла к Лондону. Во Франции у нее почти не было случая показать себя, а ведь она так любила блистать!
Смитон снова фыркнул. Потом он посерьезнел:
— На обратном пути они попали в страшную аварию. Вайолет Доусон погибла. Оливия вернулась одна, поселилась в Парслоу-Сент-Джон и, насколько мне известно, оборвала все связи с прошлым. Шли годы. Я начал думать… знаете, старея, много думаешь… что я обошелся с ней чересчур резко. Боль за Маркуса сделала меня несправедливым. В конце концов, она понесла двойную утрату: сначала потеряла Маркуса, потом Вайолет. Мне стало казаться, что ей, должно быть, очень одиноко. Вот я и решил с ней помириться, наладить отношения. Я написал ей, предложил встретиться. Она не пожелала меня видеть. Передала через адвоката, что общение со мной для нее нежелательно. Вот и все. Люди ошибаются. Мы все ошибаемся. Я совершил одну ошибку. Постарался ее исправить, но не вышло.
Все трое какое-то время молчали. Маркби спросил:
— Ее завещание вас удивило?
Лоренс смерил его удивленным взглядом:
— Нет… я ничего не знал о ее завещании. Они с Маркусом составили завещания во время войны, тогда так поступали все. Оставляли все свое имущество выжившему супругу. Кстати, я подписывал оба завещания как свидетель. Думаю, вы и сами догадались, что второй свидетельницей позвали Вайолет. Видимо, позже Оливия составила другое завещание. Она была богатой женщиной и имела право распорядиться имуществом по своей воле. Кажется, она все завещала на благотворительность?
— Почти все, за исключением небольших сумм, предназначенных людям, которые у нее работали, и нескольким соседям, которые относились к ней по-доброму.
— Рад, что кто-то отнесся к ней по-доброму, — сказал Лоренс. — Я-то нет.
Ужин не обманул их ожиданий. Ароматный суп с сельдереем, мясо под соусом беарнэз, вкуснейший открытый пирог с абрикосами. И только поев и усевшись в креслах у камина с ликерами, они снова заговорили об Оливии — на сей раз Мирей Смитон к ним присоединилась.
— Я видела ее два или три раза, — сказала она. — Она была очень… — миссис Смитон щелкнула пальцами, — очень резкой. С ней невозможно было что-либо обсуждать. Она говорила, что сделает то или это, и все — разубедить невозможно. Мне было жаль ее, потому что она была очень несчастна. Что-то в ней надломилось. Я пыталась побеседовать с ней, подружиться, но она этого не захотела. Мне неприятно думать о ней, столько лет она прожила одна в большом доме в Парслоу-Сент-Джон. Так странно… А еще я думаю, почему она больше не ездила на машине?
— О да! — оживился ее муж. — Она гоняла как сумасшедшая! Должно быть, после гибели Вайолет ее уверенность в себе пошатнулась.
— По-моему, странно другое, — заметила Мирей.
По спине Маркби побежали мурашки. Шее стало холодно — может, от сквозняка, а может, то была игра воображения. Ему показалось, что сейчас Мирей скажет что-то, чего, возможно, им лучше не знать.
— Я читала некролог, — продолжала Мирей. — Вырезала его из газеты и сохранила. Там написано, что она любила ездить по окрестностям в двуколке, запряженной пони.
— Верно, — кивнул Маркби. — Последний ее пони с почетом вышел на пенсию; она держала его как домашнего любимца. Когда он… умер, она велела похоронить его в загоне.
Мирей по-прежнему качала головой.
— Но однажды она сказала мне… я уверена, я все хорошо помню… она сказала, что у нее аллергия на лошадей!
— Что?! — удивился сэр Бэзил, который дремал у камина и вдруг проснулся. — Что такое, Мирей? Ты уверена?
— Да, я уверена! Однажды знакомые пригласили нас на какие-то конные состязания… кажется, по конкуру и выездке… но не на скачки. Сейчас я уже не помню точно, что это было. В общем, я позвала Оливию поехать с нами. Она ответила: нет, ни в коем случае. Стоит ей только приблизиться к лошади, она вся покрывается сыпью! — Мирей потерла руку, подкрепляя свои слова. — Она не выдумала аллергию как предлог для того, чтобы не ездить с нами. Именно из-за аллергии она и начала интересоваться автомобилями. А от лошадей у нее сразу появлялась сыпь, чесались и слезились глаза и так далее. В самом деле неприятно. Я просто не представляю, как она ездила в двуколке, запряженной пони!
Свет меркнет…
У. Шекспир
После обеда прояснилось, и Мередит с Мойрой Ньютон решили пройтись. Прогулка вышла не особенно приятной, потому что кругом были лужи и чавкала сырая земля. Вернувшись, они с удовольствием напились чаю с горячими пышками у камина.
Около шести позвонил сэр Бэзил и сообщил: а) что он чуть не застрял в какой-то тесной будке телефона-автомата; б) что вышеупомянутая будка находится в окрестностях Кезика; в) вокруг такой туман, что не видно руки, если помахать ею перед самым носом, и д) после посещения Смитонов они собираются переночевать в каком-нибудь небольшом приличном отеле, а вернутся завтра.